Думаю, я мог сыграть уже на чемпионате мира 1978 года: я был готов к нему, готов лучше, чем когда-либо. Когда я узнал, что меня не взяли, я очень долго плакал. Даже в США, в 94-м после допинг - теста я не плакал так много. Оба этих события - чудовищная несправедливость. Это разные случаи, но оба они несправедливы. Я так и не простил Менотти и не прощу - я до сих пор думаю, что он упустил свои шанс, - но ненависти к нему я никогда не испытывал. Ненавидеть - не то же самое, что не прощать. Несмотря на все, я никогда не забуду, какую мудрость проявлял Эль Флако Менотти, тренируя меня все эти годы.
19 мая в городе Хосе-Пас, на нашей базе «Наталио Сальваторе» шел дождь. Эль Флако Менотти вывел всех нас, 25 человек, к центру тренировочного поля. Я предвидел все это, все предвидел.
В команде было пять игроков, боровшихся за позицию девятого номера: Вилья, Алонсо, Валенсия, Бочини и я. Думаю, Эль Флако предпочитал Валенсию, потому что он открыл этого футболиста; потом шел Вилья; Алонсо включили в команду из-за шумихи, поднятой прессой и еще черт знает кем, а Эль Боче Бочини указали на дверь раньше всех. Что до меня, то мое время уже пришло.
За день до этого Франсис приехал ко мне на базу и застал меня в слезах в своей комнате: как я уже говорил, я все это предвидел. Когда было объявлено, что Умберто Браво, Лито Боттанис и я не попали в состав, только пара игроков подошла утешить меня - отличный парень Леопольде Луке и Эль Толо Гальего. Больше никто. В то время все они были слишком важными, чтобы тратить лишние слова на мальчишку. Не могу сказать, чтобы они в чем-то были не правы - каждый хотел сыграть на своем первом чемпионате мира и каждый соблюдал свои интересы. Кто-то просто подлизывался к Эль Флако. Вот такие они, звезды футбола. Я же был всего лишь ребенком. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, все кажется несколько иным. Я ни минуты не оставался на базе, услышав новости: я больше не чувствовал себя членом этого коллектива. Если ты его часть, вы держитесь все вместе. Если нет - лучше сразу уйти.
Дома было ужасно. Это было похоже на похороны. Мама плакала, папа плакал, плакали братья и сестры. Они говорили мне, что я самый лучший, что мне нечего расстраиваться, потому что я успею сыграть еще па пяти чемпионатах. Но все они плакали. И это было хуже всего. В тот день, самый печальный в моей карьере, я поклялся, что возьму свое. Это было самым большим разочарованием в моей жизни - след от этого удара остался навсегда. Ногами, сердцем, мыслями я ощущал, что я им всем еще покажу. Я сыграю еще на многих чемпионатах мира. Собственно, именно это Менотти и сказал мне, но тогда я не был способен выслушивать аргументы. Я пережил чемпионат 1978 года как все аргентинцы, я даже сходил на пару матчей: с Италией и па финал с Голландией. Когда Аргентина стала чемпионом мира, я в машине отца Клаудии ездил по всему Буэнос - Айресу, и везде царил праздник. Но меня не отпускала мысль, что я мог быть в этой команде. Я уверен, что смог бы внести свой вклад.
